29-10-2009, 19:25
Говорят, мир извлекает уроки из последнего кризиса. Опасение вызывает то, что эти уроки слишком часто попахивают социализмом.
Будучи два дня назад проездом в Оксфорде, я заглянул в альма-матер на выступление управляющего директора одного из крупнейших лондонских хедж-фондов. Его анализ нынешней ситуации был четким: государственные вливания пока остаются единственным двигателем выхода развитых рынков из рецессии; расплачиваться за это всем придется инфляцией и более высокими налогами. Будущее доллара и других мировых валют в этой связи неясно; поэтому привлекательность сырьевых товаров как объекта инвестиций растет; фокус мировой экономики все больше смещается на Восток, в развивающиеся рынки.
И далее: козлом отпущения за кризис избран финансовый сектор – не потому, что он виноват на самом деле, а потому что так проще всего. Избран не экспертным сообществом и даже не правительствами, а политиками – прежде всего конгрессом США – из вполне популистских соображений. Новые правила для банков и других финансовых институтов – будут сначала введены в Штатах, а потом эта страна выкрутит руки всем остальным ради введения этих правил повсеместно, говорил лондонский финансист.
Надо признаться, четкости в этом анализе существенно больше, чем новизны – все это мы неоднократно слышали как от экономистов-теоретиков, так и от участников рынка. Примечательным в оксфордском выступлении оказалось для меня другое. Во-первых, основной темой были именно новые правила – а если называть вещи своими именами, то новые ограничения и запреты. А во-вторых, примечательным был тон: принимающий эти перемены как неизбежность. Присутствующие профессора и коллеги-финансисты кивали головами.
Вопросы о платье короля задавали наивные студенты. К примеру, если знания и опыт регуляторов до сих пор оказывались недостаточными для предотвращения кризисов, чем это они вдруг заслужили расширение полномочий? Если надувающиеся пузыри не смогли распознать участники рынка (рискующие собственными и клиентскими деньгами), то почему вдруг на это окажутся способными бюрократы (ничем таким не рискующие)? Если частные компании и банки не обращаются за государственной помощью (или получили ее, но полностью вернули), почему правительство должно иметь право диктовать им стратегию, цены и уровень зарплат?
Финансист отвечал обтекаемо, ссылаясь на "социальный контракт", "социальные обязательства" и "социальное самочувствие". Эти фигуры речи, до недавних пор бывшие в исключительном употреблении политиков, пробираются в лексикон биржевиков.
Можно и не ограничиваться фигурами речи. Джордж Сорос (который, несмотря на свои старания, до сих пор больше известен не как благотворитель, а как биржевой волк и масштабный валютный спекулянт) "в понедельник опубликовал в Financial Times программный текст": http://www.georgesoros.com/articles-essa...ial_reform с масштабными рекомендациями по предотвращению перегревов и пузырей. Вот краткий список: дать Центробанкам право запрещать коммерческим банкам кредитование определенных индустрий; дать властям право запрещать компаниям выпуск новых акций; поставить под государственный мониторинг портфели вложений крупных инвесторов (смысл эта мера приобретет, только если – хотя Сорос и не пишет об этом – будет сопровождаться запретом на покупку или продажу обозначенных властями позиций). С государственным мышлением человек. Про его предложение запретить финансовые инструменты, которые покажутся бюрократам слишком сложными, я вообще молчу – это теперь общее место.
Будучи человеком умным, Сорос сам задает вопрос: а хватит ли у бюрократов квалификации? И отвечает: конечно, нет – но власти тем не менее должны взять на себя ответственность.
Ответственность за что и какую? Власти должны гарантировать – кому и что? И на каком основании? И чем, кроме декретов и свеженапечатанных денег?
Наверное, я понимаю движущий мотив как Сороса, так и помянутого в начале колонки финансиста (который, кстати, входит в комитет, представляющий индустрию хедж-фондов в переговорах с британскими властями по поводу новых ограничений и запретов). Мотив простой: если нельзя предотвратить, то нужно возглавить – или по крайней мере присоединиться.
И, наверное, "социальный контракт" – вещь хорошая и нужная. Только не стоит забывать, что, в отличие от коммерческого контракта, у контракта социального нет ясным образом определенных сторон, их обязательств и цены этих обязательств. И главное, есть сложность с ответственностью по этим обязательствам: мы еще помним, что в нормальной рыночной системе конечная степень ответственности участника в случае провала – разорение и уход с рынка? Безотносительно к тому, насколько добрыми и социально ориентированными были его намерения?
В этой связи приходит на ум еще одна недавняя история – которая на первый взгляд не имеет отношения к обсуждаемой проблеме. В Цюрихе запущен новый инвестфонд с весьма инновативной стратегией : он будет покупать акции компаний, в которых на руководящих постах находятся женщины. Остальные инвестиционные соображения вторичны. Убедительных доказательств того, что женщины управляют компаниями лучше (или хуже), чем мужчины, пока не найдено – но ребятам из фонда, очевидно, важнее не это, а то, что на промоушен фонда удалось подписать жену Тони Блэра и двух женщин – бывших премьер-министров (Канады и Новой Зеландии).
Я абсолютно не против женского равноправия в бизнесе. Я просто всегда думал, что инвестиционные решения – это про то, как приумножить деньги, а поддержка равноправия – это про общественную позицию. Или про благотворительность. Разные вещи. В одно деньги вкладываешь, на другое – жертвуешь. В одном случае – ради просчитанной доходности, в другом – ради общего блага. Основываясь на совершенно различных параметрах и ожидая разной отдачи. Одно – коммерческий контракт, другое – социальный.
И я не уверен, что смешение этих двух ремесел – тот урок, который надо извлекать из последнего кризиса. Пусть даже Сорос – который старше, опытнее и неизмеримо богаче – и говорит нам иное.
Posted on Thu, 29 Oct 2009 16:58:52 +0300 at http://www.gzt.ru/topnews/economics/269219.html
Author: mail@gzt.ru (Владимир Тодрес)
Будучи два дня назад проездом в Оксфорде, я заглянул в альма-матер на выступление управляющего директора одного из крупнейших лондонских хедж-фондов. Его анализ нынешней ситуации был четким: государственные вливания пока остаются единственным двигателем выхода развитых рынков из рецессии; расплачиваться за это всем придется инфляцией и более высокими налогами. Будущее доллара и других мировых валют в этой связи неясно; поэтому привлекательность сырьевых товаров как объекта инвестиций растет; фокус мировой экономики все больше смещается на Восток, в развивающиеся рынки.
И далее: козлом отпущения за кризис избран финансовый сектор – не потому, что он виноват на самом деле, а потому что так проще всего. Избран не экспертным сообществом и даже не правительствами, а политиками – прежде всего конгрессом США – из вполне популистских соображений. Новые правила для банков и других финансовых институтов – будут сначала введены в Штатах, а потом эта страна выкрутит руки всем остальным ради введения этих правил повсеместно, говорил лондонский финансист.
Надо признаться, четкости в этом анализе существенно больше, чем новизны – все это мы неоднократно слышали как от экономистов-теоретиков, так и от участников рынка. Примечательным в оксфордском выступлении оказалось для меня другое. Во-первых, основной темой были именно новые правила – а если называть вещи своими именами, то новые ограничения и запреты. А во-вторых, примечательным был тон: принимающий эти перемены как неизбежность. Присутствующие профессора и коллеги-финансисты кивали головами.
Вопросы о платье короля задавали наивные студенты. К примеру, если знания и опыт регуляторов до сих пор оказывались недостаточными для предотвращения кризисов, чем это они вдруг заслужили расширение полномочий? Если надувающиеся пузыри не смогли распознать участники рынка (рискующие собственными и клиентскими деньгами), то почему вдруг на это окажутся способными бюрократы (ничем таким не рискующие)? Если частные компании и банки не обращаются за государственной помощью (или получили ее, но полностью вернули), почему правительство должно иметь право диктовать им стратегию, цены и уровень зарплат?
Финансист отвечал обтекаемо, ссылаясь на "социальный контракт", "социальные обязательства" и "социальное самочувствие". Эти фигуры речи, до недавних пор бывшие в исключительном употреблении политиков, пробираются в лексикон биржевиков.
Можно и не ограничиваться фигурами речи. Джордж Сорос (который, несмотря на свои старания, до сих пор больше известен не как благотворитель, а как биржевой волк и масштабный валютный спекулянт) "в понедельник опубликовал в Financial Times программный текст": http://www.georgesoros.com/articles-essa...ial_reform с масштабными рекомендациями по предотвращению перегревов и пузырей. Вот краткий список: дать Центробанкам право запрещать коммерческим банкам кредитование определенных индустрий; дать властям право запрещать компаниям выпуск новых акций; поставить под государственный мониторинг портфели вложений крупных инвесторов (смысл эта мера приобретет, только если – хотя Сорос и не пишет об этом – будет сопровождаться запретом на покупку или продажу обозначенных властями позиций). С государственным мышлением человек. Про его предложение запретить финансовые инструменты, которые покажутся бюрократам слишком сложными, я вообще молчу – это теперь общее место.
Будучи человеком умным, Сорос сам задает вопрос: а хватит ли у бюрократов квалификации? И отвечает: конечно, нет – но власти тем не менее должны взять на себя ответственность.
Ответственность за что и какую? Власти должны гарантировать – кому и что? И на каком основании? И чем, кроме декретов и свеженапечатанных денег?
Наверное, я понимаю движущий мотив как Сороса, так и помянутого в начале колонки финансиста (который, кстати, входит в комитет, представляющий индустрию хедж-фондов в переговорах с британскими властями по поводу новых ограничений и запретов). Мотив простой: если нельзя предотвратить, то нужно возглавить – или по крайней мере присоединиться.
И, наверное, "социальный контракт" – вещь хорошая и нужная. Только не стоит забывать, что, в отличие от коммерческого контракта, у контракта социального нет ясным образом определенных сторон, их обязательств и цены этих обязательств. И главное, есть сложность с ответственностью по этим обязательствам: мы еще помним, что в нормальной рыночной системе конечная степень ответственности участника в случае провала – разорение и уход с рынка? Безотносительно к тому, насколько добрыми и социально ориентированными были его намерения?
В этой связи приходит на ум еще одна недавняя история – которая на первый взгляд не имеет отношения к обсуждаемой проблеме. В Цюрихе запущен новый инвестфонд с весьма инновативной стратегией : он будет покупать акции компаний, в которых на руководящих постах находятся женщины. Остальные инвестиционные соображения вторичны. Убедительных доказательств того, что женщины управляют компаниями лучше (или хуже), чем мужчины, пока не найдено – но ребятам из фонда, очевидно, важнее не это, а то, что на промоушен фонда удалось подписать жену Тони Блэра и двух женщин – бывших премьер-министров (Канады и Новой Зеландии).
Я абсолютно не против женского равноправия в бизнесе. Я просто всегда думал, что инвестиционные решения – это про то, как приумножить деньги, а поддержка равноправия – это про общественную позицию. Или про благотворительность. Разные вещи. В одно деньги вкладываешь, на другое – жертвуешь. В одном случае – ради просчитанной доходности, в другом – ради общего блага. Основываясь на совершенно различных параметрах и ожидая разной отдачи. Одно – коммерческий контракт, другое – социальный.
И я не уверен, что смешение этих двух ремесел – тот урок, который надо извлекать из последнего кризиса. Пусть даже Сорос – который старше, опытнее и неизмеримо богаче – и говорит нам иное.
Posted on Thu, 29 Oct 2009 16:58:52 +0300 at http://www.gzt.ru/topnews/economics/269219.html
Author: mail@gzt.ru (Владимир Тодрес)
